<<<Гостевая спальня<

Мишель со смехом распахнул окно.
- Если уж помирать, так сразу, - сказал он. - А если серьёзно, то обходить ползамка мне будет трудее, чем свалиться вам на голову... Или на скамейку...
Он довольно легко вскочил на подоконник, развернулся и вскоре уже повис на руках, держась за порожек оконной рамы. Левая рука в том месте, которым она крепится к спине, удручающе ныла, однако молодого челвоека это не волновало.
- Поберегись! - крикнул он.
Лететь было не очень высоко - в его представлениях. Во всяком случае, после крыш, по которым эта незаурядная личность улепётывала от обвинений в шулерстве - ложь чистой воды, разве шулеры столько пьют? Мишель нащупал пару выступов в стене и спустился пониже. Наконец, он отпустил стену и спрыгнул на скамейку.

Волнение девушки Мишелю совсем не понравилось.
- Что-то вы побледнели, - сказал он, - Бога ради, не волнуйтесь так, потому что, если вы, чего доброго, лишитесь чувств, то я свалюсь рядом и на скамейке будут лежать два бессознателных тела, их которых ни одно не хочет очнуться первым!
Молодой человек засмеялся, скрывая смехом невыносимое желание тихонько взвыть, и провёл рукой по тому месту, которое испытало на себе слишком интенсивное воздействие конской туши.
- И вообще, тут невысоко, - добавил он.

- Ого! - воскликнул юноша, радуясь возможности сменить тему разговора. - Вы потрясающе рисуете! Если мой разрушитель взглянет на свой портрет, он подумает, что смотрит в зеркало!
Мишель поудобнее устроился на скамейке, откинул с лица волосы и счёл своевремнным принести извинения:
- Мне, наверное, следует попросить у вас прощения за поведение моего зверя, - сказал он, слегка улыбаясь. - Он вообще-то мирный, когда... Когда спит мордой к стене. Просто сейчас сезон, хмель цветёт, кони с ума сходят... По лошадкам.
Он вдохнул и покосися в сторону, в которой, по его представлениям, должна была находиться конюшня.

- Разве тот, кто так хорошо рисует - не настоящий художник? - искренне удивился Мишель. - Впрочем, я ничего в этом не понимаю...
Он встал, в очередной и явно не последний раз пытаясь всё же сосчитать, сколько рёбер уцелело, а сколько нет после столкновения с Навой. Сад на то и са, чтобы отыскать в нём кусты роз. Хорошо бы эти розы цвели... Нет, к цветам для прекрасной дамы этот порыв отношения не имел - просто нужно было убедиться, что всё прекрасное в природе готово к самообороне.
Однако этому намеренью не суждено было осуществиться: откуда-то послышалось фырканье, смешанное с топотом. А потом из ниоткуда возник вороной конь - уже без седла и разнузданный, только в недоуздке, который явно был недостаточным средством для контроля такой туши. Чомбур недоуздка был подозрительно короток и явно перегрызен.
- Нава! - возмутился Мишель.

Мишель не обратил внимания на выпад в сторону его искусства обращения с лошадьми. Он улыбнулся, но совсем по другому поводу. И немедленно изобразил полнейшее неведенье.
- Вы, кажется, заключили с моим конём договор, о котором я ничего не знаю, - весело сказал он. - Позволите осведомиться о его условиях? Кажется, они действительно суровы, если такой умный упрямец как Нава вас слушается!
Ни малейшей фальши. Вдалеке раздалось тихое и одобрительное ржание Навы.

Мишель вздохнул со всей трагичностью, на которую был способен.
- Ну вот! - воскликнул он. - Никто мне не доверяет. А мне-то казалось, что всё, касающееся моей лошади, касается и меня...
Он снова вздохнул, но тут же поднял взгляд на Армату, словно осенённый какой-то мыслью.
- Берегитесь - у меня есть ещё одно средство узнать вашу тайну, - сказал молодой человек. - Если её не выдаёте мне вы, то её выдаст Нава - то, что знают двое, не может быть тайной!

Мишель хмыкнул и пошёл в том направлении, в котором чуть раньше скрылся вороной конь.
Через некоторое время он вернулся - с покаянным видом, глаза в землю, залившись краской до ушей включительно.
- Ну... - смущённо начал молодой человек, ковыряя землю носом сапога. - Вы были правы, Нава не пожелал выдать вашу тайну... Однако он решился намекнуть мне, и намекнул довольно ясно... Ей-богу, вы смущаете меня такими договорами с моей лошадью! Надеюсь, что я ошибаюсь в своих предположениях, рождённых намёками Навы...

- Вы не верите? - удивился Мишель. - Полно! Вы наверняка слышали, что истинный рыцарь должен уметь разговаривать со своим конём. Я не претендую на подлинное рыцарство, однако с Навой мы общаемся свободно.
Он теребил в пальцах прядь волос, то заправляя её за ухо, то закручивая пружиной. При последних словах он завязал локон узлом.
- Нава сказал, что вы пригрозили ему моей свободой, - сообщил молодой человек.
"Нет, так не пойдёт, - мелькнула мысль в его голове, - надо отводить войска. Быстро. Под прикрытием".
- Вы живёте в старинном замке, - добавил он весело, словно продолжая прерванную мысль. - Здесь наверняка много мрачных подземелий. Честно говоря, я начинаю бояться - вы посадите меня за решётку?

Мишель вздохнул.
- Я же говорил вам, что у Нава полностью лишён таких замечатеьных качеств, как стыд и совесть... Однако он симпатичен, подлиза и умеет, если нужно, втереться в доверие. Сегодня он раскрыл одну чужую тайну, завтра разобьёт кому-нибудь сердце... Остаётся лишь надеяться, что в окрестностях нет златогривых кобылиц, которые могли бы ему это сердце доверить! Право, его и в самом деле стоило бы посадить под замок...
В этот момент со стороны конюшни донеслось возмущённое ржание. Кто сказал, что лошади - а у них великолепный слух - не понимают человеческой речи?
Молодой человек резко повернулся на сто восемьдесят градусов. По-видимому, напрасно: он сильно побледнел и медленно опустился на скамью.

Замечательный конь, которого и в самом деле трудно было не заметить, рысью прибежал от руин конюшни. Заглянул в глаза Мишеля, попятился и упятился куда-то в садовые заросли.
Молодой человек поднял глаза к небу - вренее, не к небу, а к окну над его головой.
- Что же мне теперь, - спросил он с натянутым весельем, - лезть назад? Подсадите?

"Интересно, - краем сознания подумал Мишель, - она всерьёз считает, что человек, валящийся на скамейку, способен влезть назад в окно, находящееся на приличной высоте от земли? Или это юмор сродни моему?".
- Зовите, - сказал молодой человек тоном, которым Цезарь, наверное, произносил легендарное обращение к Марку Бруту, - а я в обморок упаду. Бартер?
В подтверждение этих слов он поднялся со скамьи, держась за её спинку. Лицо Мишеля было примерно одного колера с белой краской, покрывавшей скамейку.

"А если бы ты хотела бросаться словами - это было бы не так печально?" - мелькнула в голове молодого человека задняя мысль. Однако в этой голове сейчас не было места мыслям. И особенно задним.
- Вы, верно, никогда не видели смерти, - сказал он с оттенком юмора. - А вот мне довелось. Она вовсе не бледная. Цветом лица она напоминает больного гепатитом А, выражением, кстати, тоже. Взгляд у неё мерзкий и довольно злобный. Она нашёптывает на ухо всякие гадости, чтобы заставить человека цепляться за жизнь изо всех сил - садистка. Но всё равно забирает... Правда, не всех. Некоторые успевают дать ей по шее и переломить тем самым хребет судьбе. Но это редкость.
Мишель взглянул на Армату с плохо изображённым весельем.
- Вы, кстати, мне в цвете лица не уступаете, - сказал он. - Лишиться чувств коллективно - это довольно романтично, однако практичность сильно хромает... Ну, хорошо, вы меня уговорили. Оркестр, тушь! Помирать, так с музыкой.
Он честно направился по той дорожке, которая, по его представлениям, должна была привести ко входу в замок.